1329.29102020   Ещё вчера, 28 октября, я вспоминал брата. 6 лет как… неужели 6 лет прошло? — всплеснула руками жена. Я думала — вот, недавно.

Сегодня 6-я годовщина похорон Родриго Угрюмова и я вспоминаю эти похороны. Проститься с маэстро вдохновения пришла вся его старая гвардия. Бобби Старр опять надел кепку Бобби Неудачника, тренера Аргентинской сборной. Его Скуадра порядком поредела. Я не вижу Марадоны. Нет и Пеле. Осталась половина от его любимых клубов «Идолс» и «Гудзон Юнайтед».  нет Тостао, Ривелино. Но пришли  бессмертные из клана бессмертных: Джордж Бест и Пауло Цезар. Каждый из них живая легенда Квартирной лиги. Это звучит как легенда рок-н-рола. Каждому Всемирная история посвятила страничку.

А вот и незабвенный барон Мюнхаузен. Куда нам без него! Он почтил минутой молчания и Янковского, который был ему как брат и кум.

Здесь же а ля Капинс с Катериной Кисковой. Мы помним как Катерина аккуратно срезала ему голову и подала на блюде. Но это не повод для пессимизма.

Здесь я вижу Кобелино Уилта. Бобби Блек — уже король и давно, с 2016 года. Он привел свою партию зеленых в парламент и посадил их на стулья. Они возмутились — кто дал вам право пилить деревья и делать из них табуретки! они так раскричались что разбудили даже консерваторов. — долой Уилта! — заорал Джим Хокинс и ткнул вилами вбок Просперо. — Опять? — возмутился вожак мушкетерской гвардии и шпагой срезал эполеты Хокинса. — Я погиб! — застонал Хокинс и упал навзничь. да так неловко что сломал руку. — о-о-о!!!! — его стоны заглушили партию зеленых. Хокинса подняли и понесли в трактир. — Бегом! — кричал он и размахивал маузером.

Минутой молчания почтили память Родриго Угрюмова Мауро Зазимо и Лондон Ливерпульевич. К ним присоединились Остап Бондер, Ясабуро Дзянь Си и стройный как кипарис прохазка из Австрийской сборной. капитан подводной лодки Артилес был здесь же. Рядом с ним стояли братья Адены, вмиг осиротевшие от такой потери.

Уже не было с нами любимчиков Угрюмова — КвадроАзуры, Каспарино, Питера Пэна, Ласановича, Камэл Амина,  Поля Эссена, Калача Кренди, ужасного Скафандрини, Гарри Купера, но были живы представители старой гвардии Мауро Зазимова: Дерек Друган, знойная Мадленн, эрогенная зона Трэйси Манерс, Малки Женни,  все жёны Калача Кренди, Иго Ланса и Виледжа Пипла.  за карточнвм столом мы увидели и Мэнхэда. Напроив него сидели Поль Эссен и Артилес. Сотни, их было сотни, кого он создал за годы и десятилетия творчества. Сотни активных персонажей квартирной лиги.

Ночью, в час 35 я встал. Взял заостренную зубочистку и обмакнув в чернильницу стал писать эссе, посвященную Родриго Угрюмову. Думаю, что ему понравилось бы.

ЭССЕ О ВЕЛИКОЙ ВЕЧНОЙ ЛЮБВИ

Я стал искать поминальную молитву, но не нашел. Распечатал сразу  три. Теперь точно, хотя бы одна будет под рукой. — на кого ты злишься? — спросил я себя. Читай молитву почаще, хотя бы через день.   Вот текстовка:

Помяни, Господи, душу усопшего раба Твоего брата моего Романа и прости им вся согрешения вольная и невольная, даруй им Царствие и причастие вечных Твоих благ и Твоея безконечных и блаженныя жизни наслаждение (поклон). Помяни Господи и вся в надежди воскресения и жизни вечныя брата моего Романа и зде лежащия, и повсюду православныя христианы, и со святыми Твоими, идеже присещает свет лица Твоего, всели, и нас помилуй, яко благ и человеколюбец. Аминь (поклон).

Надо сказать, что как он для меня, так и я для него, были самыми близкими людьми. Отец и мать мне не снятся. хотя перемены к лучшему есть. Так мать сначала сидела ко мне спиной, но теперь она сидит повернувшись ко мне, хотя глаз её я ещё не вижу. Она избегает смотреть мне в глаза. Отец же всегда был закрыт. Наверно опять обижается за то, что я сжег все его записи. А писал он всю жизнь о своем духовном пути, опытах, экспериментах с травами, мухоморами…

С братом мы всегда были дружны, хотя он младше меня на 27 месяцев. Но сначала всё было по другому. Я отлично помню, как ломал и прятал его игрушки. В тот день погибли наши три космонавта — Волков, Пацаев, Добровольский. Это отложилось у меня в памяти — я сломал его шахматного короля, а офицера запихнул в складку дивана.  Отец  купил мне марки, посвященные этим космонавтам, а я не стал показывать их брату. Спрятал. Потом каждый собрал свою марочную коллекцию. Настал день когда я купил все его марки, выкупил все его игрушки, выкупил все его коллекции. Потому что я умел копить деньги и они были у меня всегда. А у него денег никогда не было, поэтому он мне страшно завидовал. Деньги буквально липли к моим рукам. Уж и не знаю — можно ли от зависти запить?

Сейчас он постоянно незримо рядом со мной.  Ощущение — он рядом. Но за 6 лет видение его кардинально изменилось. Теперь он не просто падший ангел, но воскресший юнец божий. Теперь я вижу его не в черном, не в рубище, не в на коленях, как в первые дни и месяцы после убийства, но совершенно по иному. Он живет ТАМ  и живет очень неплохо. Иногда приходит ко мне и рассказывает о своей жизни. Я же молюсь за него —  мои молитвы — я уверен — очень хорошая энергетическая подпитка для него.

Сегодня я перечитывал весь вечер его дневники и свои, посвященные ему. В частности я в Октябре 2014 года нашёл одну запись, 28 октября. Последний вечер когда я видел его живым.  Решил опубликовать эти строки сейчас.

Публикую впервые:

Сегодня среда, 28-го. С воскресенья у меня начала опухать правая кисть. Что это? Надо идти делать рентген. А вдруг это перелом? «У вас батенька не скрытый, а открытый перелом!» —  с какого то фильма слова вспомнил.

Хожу по прежнему каждый день к родителям. Меня встречает Угрюмов с кружкой. — чай принес? — уже с порога спрашивает он. — А что самому приготовить слабо? Он не отвечает. Только и твердит: спасибо, спасибо… я уже и не отвечаю.

Как же сильно может изменится отношение, казалось бы, к самому дорогому человеку — к родному брату. Мать пытается передвигаться, Родриго орет ей в ухо. Нервы у него стали ни к черту. Читатель! ты даже не представляешь что может сделать алкоголь с человеком. И это падение в бездну идет незаметно. Каждый день новый микроскопический шажок в бездну. И так последние 15 лет.

Мать сидит и ест бурак с курочкой. Отец сидит рядом и зорко подслеповатыми глазами подсматривает, чтоб пища на пол не падала. подбирает сразу же. Вокруг них, как коршун, блудит Угрюмов. Он перехватывает на лету кусочки, опережая отца, обсасывает после матери косточки. наверняка годный. Кто его покормит?

Раньше он хоть картошку им варил. Ко мне каждое утро приходил я варил кашу с расчетом — на себя, жену и родителей. Плюс готовил им бутерброды. Надо отдать ему должное — он всё им отдавал. Но сейчас  голодный брат у меня сочувствия не вызывает. На его бесконечное спасибо я не реагирую.

У меня всё получается медленно, ведь я всё делаю левой рукой. Правая кисть в лангетке. Так вся наша семья как и прежде — вместе. На пятачке перед родительской кроватью, на 2 кв. метрах, все вчетвером. Мама кушает, я рядом, заслоняю её от  брата. Тот пытается втиснуться ближе, чтобы вырвать с тарелки хоть что-то, я его всё время отпихиваю. Отец хихикает. Он вообще не принимает от меня пищу, наверно обиделся за что-то. Даже чай не пьёт. Иногда я сглатываю слезу отчаяния. Но всё будет хорошо!»

Комментарий:   Нам почему-то всегда стыдно за своё поведение, как мы были грубы! Как бесчувственны! Ах, если бы всё вернуть! Тогда мы были бы ласковы, я бы накормил бы брата — хоть в последний раз в жизни. Скорее всего он несколько дней не ел. А кто его накормит? Моё же отчаяние достигло предела. За 2 месяца осени я весь измотался. После работы каждый день ехал к родителям, надо ведь их покормить. Как  я тогда ненавидел брата, что он не может позаботится о родителях! О себе не мог позаботится!

Я был в какой-то постоянной полудреме усталости, ведь ночью я ещё и писал. Каждую ночь! У меня было уже 2 блога.  На сон уходило часа 2-3. Усталость стала причиной и моего увольнения с работы. Потом ушла и жена, не выдержав нагрузки. Иногда думаю — случайно ли всё это? Да нет, думаю, случайностей нет. Всё предопределено в нашей жизни.

Я посвятил ему Смерть и бессмертие Угрюмова

4 Сентября 2006 г.  понедельник. Мичиган. 11:11.

До сих пор нахожусь под впечатлением последних страниц Семейных Хроник. Кстати, с удивлением узнал, что Аден ждал отзывов от предпоследних страниц, хотя, как я понял, прочитал их только сегодня. Токи Аден приподнял такой громадный пласт, что я бегаю вокруг него как Мэн (учился такой Джас со мной в институте первые полтора года) вокруг цистерны с пивом.

Все дневники Родриго Угрюмова здесь

Реквием по брату. 6 лет воспоминаний.

А  его жена Вера, с которой он был обвенчан. Как она поживает? Вспоминает его хоть иногда?

Вера была божественно прекрасна! Все коты в округе отказывались от сметаны и собирались около окна квартиры Веры. Хоть разом покажись!

И секс с Верой был божественно хорош. Им повезло обоим, что они встретили друг друга. В мемуарах Угрюмова были острые как перчинки интимные моменты. Я с интересом читал. Меня впечатляло. Я закрывал глаза и… как же там внизу всё хлюпало, чав чав…

Вспоминая Веру из глубин памяти почему-то всплывают слова из полузабытой поэмы Томаса Кэмпбела:

Милая земля! могу ли я вспомнить твои утраченные наслаждения,
И нарисуй свою Гертруду в ее былых беседках,
Чья красота была любовью побережья Пенсильвании!
Восхитительный Вайоминг! под твоими небесами,
У счастливых пастухов суэйнов не было ничего, чтобы
Но пасут свои стада на зеленых склонах,
Или, может быть, переплыть твое озеро на легком каноэ,
С утра до вечера развлечения становились все приятнее,
С тимпаном, когда под бурыми лесами,
Твои прекрасные девы возобновили бы танец;
И да, эти солнечные горы на полпути
Эхо флажолета из какого-нибудь романтического городка.
Тогда, где на индейских холмах дневной свет
Его уход, как мог бы ты, фламинго
Мчится, как метеор, по озерам — И игривая белка на своем ореховом дереве:
И каждый звук жизни был полон ликования,
Из песни веселой пересмешницы, или людской гул;
Внимая, ничего не боясь их разгулу,
Дикий олень выгнул шею с поляны, а затем,
Оставшись без охоты, снова отправился в свои леса и глушь.
И вряд ли в Вайоминге была война или
Слышал, но в трансатлантической истории зазвенел,
Ибо здесь собрались изгнанники из всех краев,
И говорила по-дружески на всех далеких языках:
Мужчины из крови воюющей Европы
Были разделены бегущим ручьем;
И счастлива там, где не поют рейнские трубы,
На равнинах вулкан no sieging mine потряс,
Голубоглазый немец сменил свой меч на секатор.
Не так уж далеко от андалузской
Многим показался бы родным хоровод — Но кто он такой, чтобы быть еще милее
Помнишь, за холмами и далеко отсюда?
Зеленый Альбин! что, если он больше не
Твои корабли на якоре у тихого берега,
Твой пеллох катится из горной бухты,
Твоя одинокая могильная пирамида на пустоши,
И далекие острова, которые слышат громкий рев корбрехтана!
Увы! бедный альпинист из Каледонии,
Это требует сурового указа и феодальной скорби,
Вынудила его покинуть дом, который он так любил!
И все же он нашел здесь дом и радостное утешение,
И приготовил напиток из собственного прекрасного снопа,
Это воспламенило его шотландскую кровь ликованием Майкла:
И Англия послала своих людей, из людей главного,
Кто научил тех потомков империи, которым еще предстоит,
Посадить древо жизни, — посадить справедливое дерево Свободы!
Здесь не смешивались городские
Из крайностей жизни величие и Суд пробудил не здесь ее унылый топот,
И не запечатлела бы кровью гибель ближнего,
И не оплакивали пленницу в живой могиле.
Один почтенный человек, любимый всеми,
Этого было достаточно там, где невинность еще цвела,
Чтобы унять раздор, такое редко может случиться:
И Альберт был их судьей в патриархальном зале.
Каким почтенным был взгляд, безмятежно постаревшей,
Он родил, этот нежный пенсильванский отец,
Где были утолены все страсти, кроме доброты,
Не омраченный тенью слабости или мутным гневом!
И хотя, среди спокойствия мысли, вся,
Некоторые высокие и надменные черты лица могут выдать душу, когда-то пылкую, это было земное
Это ускользнуло от интеллектуального луча хладнокровия,
Как Огни Этны тускнеют перед восходом дня.
Я не могу похвастаться песней в magic wonders rife,
Но все же, о Природа! неужели здесь нечего ценить,
Знакомые за пазухой сцены из жизни?
И пребывает в целебном свете дневной истины
Нет формы, к которой душа могла бы симпатизировать?—Юная, невинная, на чьем милом челе
Разделенный пробором локон сиял в самом простом обличье,
Заключенный в доме Альберта улыбнулся,
Или благослови его полуденную прогулку — она была его единственным ребенком.
Английская роза расцвела на щеке Гертруды — Чему, хотя эти оттенки видели ее рождение, научили независимость ее Сиреи Британки

Источник: https://ryfma.com/p/GPbdKc3ewhE85bPqF/gertrude-of-wyoming